возможные пути

Три раза в неделю к Дэймону приходил художник Янни, которого ему порекомендовали друзья с факультета искусств, как юное, но подающее надежды, дарование. Он был примерно около 180 сантиметров ростом, смуглая кожа, длинные темные волосы, подтянутое тело, в котором каждый мускул и мышцы уже обрели правильную нужную форму. Дэймон восхищался им, как когда-то давно, в музее, восхищался скульптурой древнегреческого полуобнаженного атлета. Хотя у него самого тело было ничуть не хуже, но он никогда не страдал нарциссизмом , чтобы слишком нравиться самому себе, глядя в зеркало.

Во времена игры в футбол за школьную команду, он часто ловил себя за случайно остановившимся взглядом на чьем-нибудь атлетически сложенном теле, но, при этом, у него никогда не было мысли о том, чтобы переспать с мужчиной. Он просто получал от увиденного эстетическое удовлетворение.

Вообще, Дэймон считал себя вполне нормальным для таких безумств. Он не был яростным гомофобом, но, и, наверное, не согласился бы, если кто-нибудь прямо предложил ему такую связь. С девушками проблем не имел, потому что не имел их в принципе. Ему не нужно было постоянства и он прекрасно знал, что не сможет дать его кому-либо; тех, кто был вчера, не запоминал и на утро был бодр и свеж, без единой царапины уходил от нападок совести, которая так старательно взывала к целомудрию.

В период летних каникул, когда свободного времени оказалось слишком много, Дэймон решил брать уроки рисования пять дней в неделю. Ближе к полудню они встречались с Янни в каком-нибудь кафе, заказывали ледяной мохито, и так, не глядя на циферблаты часов, проводили жаркие летние часы. Когда жара и влажность становились вполне выносимыми для передвижения, они садились в трамвай и ехали на съемную квартиру Дэймона, где рисовали до полуночи.

Самое странное, о чем последнее время часто задумывался Дэймон, так это то, что ему было слишком комфортно с Янни. Его ни капли не раздражало то, как тонкие, длинные пальцы художника проводили по холсту, на который ложились неуверенные мазки кисти Дэймона. Он только лишь показывал возможные пути линий, но не настаивал именно на таком их расположении. Дэймону казалось, что это может продолжаться вечно, если бы однажды утром он не обнаружил Янни в своей постели, под одним одеялом.

Прошлым вечером они как всегда долго рисовали, а после Янни предложил устроить встряску заржавевшим, от пяти часов сидения на одном месте ногам, и прогуляться до ближайшего бара, где пропустить по бокалу вина. Судя по тому, как трещала голова, было выпито больше бокала, и, возможно, даже не одна бутылка. Теперь это не имело значения, потому что все, чего хотел Дэймон, это спросить у художника, что он, собственно делает в его постели, под одним одеялом, да еще и в неглиже. Сам же Дэймон, с радостью, обнаружил на себе плавки.

- Янни! - крикнул он, не сильно толкнув ногой в бок художника. - Янни, сукин сын, вставай и рассказывай, какого черта здесь...

- Не ори! - Янни сел на край кровати и закурил. Дэймон первый раз слышал исполнение слов из уст художника в такой октаве. - Что ты хочешь знать? Спали мы или нет?!? Мы спали! Никакого насилия, все по обоюдному согласию. Посмотри, на барной стойке лежит бумага, на которой твоим почерком написано "я согласен и на утро все мои обвинения будут не обоснованы...03:47 am"

Дэймон встал и, шатаясь от легкого головокружения и  резкого потемнения в глазах, подошел к барной стойке. Янни в это время уже натягивал на себя джинсы.

На клочке бумаги, вырванной из какой-то газеты, было написано то, о чем сказал Янни. Все так, слово в слово. Дэймон перечитывал эту фразу и все еще не мог поверить в то, что это действительно произошло именно с ним. Неужели он так надрался в баре, что не смог устоять перед... или...

Жар, ударивший в голову постепенно спадал. Янни за это время уже одел свою растянутую футболку и зашнуровывал кеды.

- Постой! - сказал Дэймон. - Кто был инициатором? Только честно!

- Ты! - без раздумий прозвучало в ответ.

Повисла самая долгая тишина, которая только случалась в жизни Дэймона. Он был слишком шокирован таким воздействием вина на его устойчивый организм, ведь раньше подобного не случалось. Одно он знал точно - под воздействием алкоголя человек делает то, что он хочет делать, но не делает в трезвой жизни из-за определенных рамок и блоков, которые он сам воздвиг, или которые воздвигло общество. А значит все, что произошло ночью...

- ...Спасибо! - уже в дверях проронив это многозначительное слово, соучастник ночи покидал место преступления. - Если остынешь, поймешь и растолкуешь все правильно, в понедельник, как всегда, занятие.

Дэймон ничего не ответил, только проводил его взглядом и закрыл дверь. Дошел до кухни, выпил стакан воды и, прищурясь, долгое время смотрел на кровать, которая теперь казалась ему разрушенной, как юная леди, удачно потерявшая девственность до замужества. Удачно, потому что он не чувствовал боли или внутреннего дискомфорта, ему гораздо сложнее было позволить себе принять тот факт, что, судя по всему, ему было очень хорошо и, возможно, даже понравилось. Так или иначе, надо было встретиться с Янни, чтобы узнать все голую правду без прикрас и в подробностях, а после разбираться в себе.

Утренняя почта проскочила в специальное отверстие в двери. На пол с шумом упал конверт. Дэймон поднял его и перевернул лицевой стороной. В строке отправителя значился знакомый адрес - это было письмо от отца.

***

Если бы мы все умели слышать и слушать что-то говорящее из вне, то, возможно, мы бы знали больше, чем знаем сейчас.

Зеркала имеют память. Можно предположить, что, подобно зеркалу, кровать каждого дома хранит много скелетов в своем шкафу, много разных моментов, историй, судеб, нужно только попросить ее рассказать об этом, приготовиться слушать и она с радостью поведает вам то, о чем так долго молчала. Но, пожалуйста, не забывайте об осторожности, потому что не каждая из них сможет в нужный момент сохранить ВАШУ ТАЙНУ.